Только мои грёзы - Страница 14


К оглавлению

14

Слегка вздрогнув, Мин вернулась в библиотеку. Здесь было довольно уютно сидеть у открытого окна, греясь на солнышке. Какой усталой и слабой она себя чувствовала! Словно болезнь продолжалась несколько месяцев, а не несколько дней. И, вспомнив о своей утрате, о том, что теперь она осталась совсем одна, Мин почувствовала, что ей снова хочется плакать.

Она все еще выглядела печальной, когда Джулиан вернулся из Лондона. Когда он вошел в библиотеку, а лабрадор кинулся к нему, виляя хвостом, Мин почувствовала себя по-другому. Какая-то надежная, успокаивающая сила была в этом человеке, так расположенном к ней. Он, казалось, один заставлял ее радоваться тому, что она жива, когда все вокруг точно сговорились убеждать ее, что лучше бы она умерла.

— Какой приятный сюрприз найти вас здесь, — сказал он и осмотрел ее критически, улыбнувшись своей милой улыбкой, от которой у Мин становилось хорошо на душе. — Вы выглядите еще слабой, но уже не такой, как неделю назад, — добавил он со смехом.

— О, мне уже совсем хорошо, — ответила она.

— Чем вы занимались?

— Ничем особенно. Бродила… и смотрела еще картины в гостиной.

— Да, там есть хорошие вещицы. Вы видели Коро?

Мин покраснела. Она понятия не имела, что такое Коро. Он заметил ее смущение и просто объяснил:

— Знаете, картина в золотой раме: тени, деревья, приглушенный свет… словно смотрите сквозь зеленую воду.

— О да, я видела, — кивнула она. Но тут в ее глазах вспыхнуло любопытство. Она любила, когда Джулиан ей о чем-нибудь рассказывал. И она наивно добавила: — И еще там такой прекрасный портрет женщины в сером бархатном платье.

Тут она осеклась, поняв, что сказала что-то не то, потому что лицо Джулиана изменилось. Улыбка исчезла, уступив место циничной кривой усмешке.

— А, портрет моей жены.

— Я… я подумала, что это, наверное, миссис Беррисфорд.

Джулиан подошел к столу, взял сигарету, закурил:

— Это писал один парень в Париже, когда мы с ней поженились. Хороший мастер.

— Она… она страшно привлекательна, — сказала Мин.

Джулиан курил, глядя, как тает дым, потом усмехнулся:

— Тогда она была очень привлекательной. Да пожалуй, и теперь.

Он хотел добавить: «Но не для меня», однако не стал демонстрировать эти чувства девушке, которую знал так недолго.

У Мин не было желания спрашивать об этом еще. Она поняла, что отношения супругов очень плохие. Она спросила:

— Как вы думаете, можно мне завтра уехать в Лондон?

Он посмотрел на ее бледное лицо, грустные бирюзовые глаза и быстро ответил:

— Нет, я думаю, вам не следует уезжать еще несколько дней. Знаете, вы только встали, и вам еще рано в лондонскую суету и толчею, особенно в такую жару. Сегодня было очень душно даже в нашем здании с кондиционерами.

— Но… мне действительно пора.

— Что за спешка?

Она, не глядя на него, нервно облизала губы:

— Ну, я здесь пробыла так долго, и мне неудобно больше пользоваться вашим гостеприимством.

— Дорогое дитя, я один в этом большом доме, не считая приходящих кухарки и горничной, а также Джексона, который обычно околачивается без дела. Почему бы вам не остаться, хотя бы на время, пока вы не сможете приступить к новой работе.

Тогда она, не способная хитрить, со всем своим простодушием ответила:

— Я уверена, вашей жене… вашей жене… это не очень понравится.

Запинающийся голосок умолк. Джулиан посмотрел на нее с изумлением. Такое объяснение он меньше всего ожидал услышать. Кто мог внушить этой девушке такую мысль? Джулиану в голову не приходило думать, как Клодия оценит присутствие Мин в доме. Она не хотела разделять с ним его жизнь и не имела уже права диктовать, кого ему принимать здесь. Да и вся история с тем, что он дал приют Мин, такой больной и беспомощной, казалась ему совершенно невинной. Он действительно воспринимал это так, словно дал приют беспризорному ребенку. Но слова Мин придали делу новый оборот. Она переживала и боялась, что скажет об этом Клодия. Бедняжка!

Она вспыхнула и смотрела на него глазами, полными слез.

— Разве вы не думаете, что мне следует уйти? Вы так не думаете?

Удивительная нежность, которую она внушала ему, помогла ему. Джулиан бросил окурок в камин и сел у окна с ней рядом.

— Дорогая маленькая Мин, — сказал он, — я не думаю, что вы должны уезжать отсюда, пока не окрепнете, только из-за моей жены, которая сейчас здесь и не бывает. Вы, наверное, узнали от слуг, что мы с ней в сложных отношениях и она предпочитает жить в Лондоне в обществе своих друзей. Она вовсе меня не ревнует. Ей… все равно! И даже если она вдруг приедет, я не представляю себе, чтобы она как-то возражала против вашего здесь пребывания с медицинской сестрой.

— Но сейчас… сейчас… сестры ведь нет, — настаивала Мин, говоря это против своей воли. Ей не хотелось уезжать отсюда, особенно притом, что она чувствовала теперь к этому человеку. Совсем не хотелось. Она обожала его. Но она прошла суровую школу воспитания тетки Прю и еще была его пленницей. Но и Джулиана ей обидеть не хотелось, и она сказала чуть слышно:

— О, я знаю, все хорошо, но что другие подумают?

Он с грустью воспринял эти слова. Бедняжка Мин. Она, конечно, права по-своему, он уважал ее взгляды и понимал, что в ее словах есть доля правды, но не принимал того, что стояло за этим, мещанской морали, всегда готовой к осуждению, видящей зло и там, где его нет. Если ее тетя такова, почему бы не поступить так и Клодии? Он нахмурился и встал.

Мин с беспокойством посмотрела на него.

— Вы сердитесь на меня? — тихо спросила она. Он улыбнулся ей, и она обрадовалась. Она бы ни за что не хотела раздражать его.

14