Только мои грёзы - Страница 48

Сегодня утром он решил во время обеда с Мин и ее дядей держать с нею дистанцию. Ему хотелось разорвать письмо Клодии, но что-то удержало его. Все эти тайные переживания и вызвали сегодня его странную холодность к Мин. Но, когда они вернулись после обеда в гостиную и он окинул взглядом ее фигурку, он почувствовал себя очень нехорошо. Он видел, что расстроил Мин, но утешать ее не решался. Ведь он не женится на ней, не позволит людям говорить то, что писала Клодия. Дядя Альберт предложил ему сигару, закурил сам и выглянул в окно. Погода разгулялась. Туман рассеялся, потеплело, ярко светило солнце. Мистер Спрингер поглядел на аллею, которая вела к большому дому.

— Если вы не возражаете, — сказал он, — я бы прошелся по этому зданию, поглядел на него.

— Так пойдемте, — сказал Джулиан. — Я возьму ключи и покажу вам все. Там есть прекрасные панели деревянной отделки и известная лестница. Мин помнит ее…

Мин, бросив окурок в камин, покрасневшая, повернулась к Джулиану:

— Я помню ее очень хорошо, но сейчас у меня нет особого желания идти в дом.

— Дайте мне ключи, — тактично предложил дядя Альберт. — Я сам схожу посмотрю, а вы поболтайте с Мин.

Джулиан беспокойно поглядел на девушку:

— Вы уверены, что не хотите пойти?..

От обиды и огорчения она выпалила:

— Нет, сами можете идти, я останусь.

— Нет, нет, оставайтесь здесь, молодой человек, я сам прекрасно справлюсь, — сказал дядя, надевая плащ.

Джулиану не хотелось оставаться с Мин, вся ситуация казалась ему невыносимой. Никогда она не была так желанна для него. В этом бархатном костюме с кружевами она была похожа на один из портретов времен регентства, висевших в большом доме. А с тех пор как он танцевал с нею, ему все время хотелось обнимать ее и целовать, чтобы снова пережить то, что было во время того волнующего и страстного поцелуя. «Проклятые, проклятые деньги», — думал он, с трудом оторвав глаза от нее и глядя на аллею, по которой шел дядя Альберт. Он заставил себя сидеть с Мин. Она беспокойно смотрела на его лицо сквозь дым сигары. Что она такого сделала, спрашивала она себя в сотый раз. И, так и не научившись дипломатии, она спросила прямо:

— Джулиан, что случилось? Вы такой странный…

По-прежнему не глядя на нее, он сказал:

— Я сожалею. В каком смысле странный? Надеюсь, я не был негостеприимен?

— Да, конечно, и обед был превосходный, и вы отменно вежливы. Но вы не сказали со мной и пары слов. Кажется, я раздражаю вас.

Мысль о письме Клодии в бюро жгла его. Но он скрыл причину своего огорчения:

— Нет, Мин, не раздражаете, все дело во мне. Я действительно бываю странным иногда.

— Вы замкнулись, как устрица, — упрекнула она его, — почти не разговариваете со мной. Чем я обидела вас?

Лучше бы она не спрашивала этого. Ему стало еще хуже. Как быть с его решимостью не жениться на наследнице Альберта Спрингера, если он так любит просто Мин?

— Я думала, мы стали добрыми друзьями, Джулиан, — продолжала она, не слыша ответа.

— Я надеюсь, мы ими навсегда останемся, — поспешно сказал он.

Она пожала плечами, не понимая. Какой счастливой она была сегодня по дороге в Шенли! Но из-за странной перемены в Джулиане праздник был испорчен. От Джулиана, похоже, не добьешься объяснений. И ее гордость пришла ей на помощь. Покраснев до корней волос, она вскочила.

— Я решила все-таки посмотреть дом. Нельзя просто сидеть здесь и вежливо разговаривать ни о чем! — воскликнула она.

Он тоже встал. Он был не в силах рассказать о письме Клодии, слишком оскорбительном для Мин. Все очень осложнилось. Он уже жалел, что Мин вновь появилась в его жизни, растревожив его красотой и прелестью. Покой, обретенный после развода, был нарушен. Зачем он так отчаянно влюбился в нее? Но он понимал, что бедняжка не виновата. И теперь он должен был подавлять желание обнять ее и утешить. Снова Клодия разрушает его судьбу. Не будь ее письма, он мог бы убедить себя рискнуть сделать Мин предложение.

Он не отговаривал ее от осмотра дома. Свистнув собаке, он пошел туда тоже. Они хранили тяжелое молчание. А Мин было уже не так приятно видеть дом, только что купленный дядей для нее. Он так красиво смотрелся в лучах осеннего солнца. Кирпичи стали мягко-розовыми. Клумбы пестрели красным, желтым, розовым, цвели маргаритки и золотые шары. Но Мин было не до этого. Входя в знакомый холл, она была страшно подавлена. Не было волнующего момента, хотя она входила в прежний дом Джулиана, который скоро станет ее. Она вдруг почувствовала, что уже не хочет здесь жить. Зачем, если Джулиан вдруг так переменился к ней. Она уже жалела об этой покупке и боялась, как бы он не узнал, что она — новая хозяйка.

Она молчаливо озиралась. Большой дом стал нежилым и неуютным, особенно после приятного домика. Без занавесок, без ковров он выглядел покинутым и даже путающим. На стенах в галерее уже не было картин. Через открытую дверь она увидела в пустой гостиной дядю, восхищенно осматривавшего хрустальные светильники. В библиотеке она заметила старый стол Джулиана, слишком большой для переноски, и большой книжный шкаф с пустыми полками.

Джулиан и сам чувствовал себя неуютно.

— Кажется, здесь прохладно, — пробормотал он.

— Да, здесь холодно, и мне здесь страшно не нравится, — ответила она сдавленным голосом. — Я желала бы никогда не появляться здесь!

Он почувствовал, как неровно забилось его сердце.

— Мин… — начал он почти умоляюще.

Но она не слушала. Вдруг ее глаза наполнились слезами. Здесь ее одолела тоска, с которой не могли тягаться никакие счастливые воспоминания. Она видела только дух Клодии, чей портрет висел прежде в гостиной, Клодии с ее змеиной улыбкой. Мин, не глядя на Джулиана, вошла в гостиную.